Записи с темой: СтиХи, стИхи (15)
22:16

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
Квинт Гораций Флакк
К ПОМПЕЮ ВАРУ

Кто из богов мне возвратил
Того, с кем первые походы
И браней ужас я делил,
Когда за призраком свободы

Нас Брут отчаянный водил?
С кем я тревоги боевые
В шатре за чашей забывал
И кудри, плющем увитые,
Сирийским мирром умащал?

10 Ты помнишь час ужасной битвы,
Когда я, трепетный квирит,
Бежал, нечестно брося щит {2},
Творя обеты и молитвы?
Как я боялся! как бежал!
Но Эрмий {3} сам внезапной тучей
Меня покрыл и вдаль умчал,
И спас от смерти неминучей.

А ты, любимец первый мой,
Ты снова в битвах очутился...
20 И ныне в Рим ты возвратился,
В мой домик темный и простой.
Садись под сень моих пенатов,
Давайте чаши. Не жалей
Ни вин моих, ни ароматов!
Венки готовы. Мальчик! Лей!
Теперь некстати воздержанье:
Как дикий скиф, хочу я пить.
Я с другом праздную свиданье,
Я рад рассудок утопить {4}.

Перевод А.С. Пушкина

@темы: Стихи

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
Люблю читать по ночам, есть возможность сосредоточится, отключиться от дневного шума и забот, полностью окунуться в старый, потрепанный томик со стихами любимого поэта. Кажется уже перечитывал сотни раз и уже цитируешь почти наизусть...но всякий раз, когда переворачиваешь пожелтевшие от времени страницы, тебе открывается, что то новое...Открыла наугад несколько страниц...
Валерию Брюсову


(При получении «Зеркала теней»)

И вновь, и вновь твой дух таинственный
В глухой ночи́, в ночи пустой
Велит к твоей мечте единственной
Прильнуть и пить напиток твой.

Вновь причастись души неистовой,
И яд, и боль, и сладость пей,
И тихо книгу перелистывай,
Впиваясь в зеркало теней…

Пусть, несказа́нной мукой мучая,
Здесь бьётся страсть, змеится грусть,
Восторженная буря случая
Сулит конец, убийство — пусть!

Что жизнь пытала, жгла, коверкала,
Здесь стало лёгкою мечтой,
И поле траурного зеркала
Прозрачной стынет красотой…

А красотой без слов поведено:
«Гори, гори. Живи, живи.
Пускай крыло души прострелено —
Кровь обагрит алтарь любви».

20 марта 1912

[MORE=читать дальше][/MORE
Владимиру Бестужеву[1]


(Ответ)

Да, знаю я: пронзили ночь отвека
Незримые лучи.
Но меры нет страданью человека,
Ослепшего в ночи!

Да, знаю я, что в тайне — мир прекрасен
(Я знал Тебя, Любовь!),
Но этот шар над льдом жесток и красен,
Как гнев, как месть, как кровь!

Ты ведаешь, что некий свет струится,
Объемля всё до дна,
Что ищет нас, что в свисте ветра длится
Иная тишина…

Но страннику, кто снежной ночью полон,
Кто загляделся в тьму,
Приснится, что не в вечный свет вошел он,
А луч сошел к нему.

24 марта 1912

Женщина

ЖЕНЩИНА
Памяти Августа Стриндберга

Да, я изведала все муки,
Мечтала жадно о конце...
Но нет! Остановились руки,
Живу - с печалью на лице...

Весной по кладбищу бродила
И холмик маленький нашла.
Пусть неизвестная могила
Узнает всё, чем я жила!

Я принесла цветов любимых
К могиле на закате дня...
Но кто-то ходит, ходит мимо
И взглядывает на меня.

И этот взгляд случайно встретя,

Я в нем внимание прочла...

Нет, я одна на целом свете!..

Я отвернулась и прошла.



Или мой вид внушает жалость?
Или понравилась ему
Лица печального усталость?
Иль просто - скучно одному?..

Нет, лучше я глаза закрою:
Он строен, он печален; пусть
Не ляжет между ним и мною
Соединяющая грусть...

Но чувствую: он за плечами
Стоит, он подошел в упор...
Ему я гневными речами
Уже готовлюсь дать отпор, -

И вдруг, с мучительным усильем,
Чуть слышно произносит он:
"О, не пугайтесь. Здесь в могиле
Ребенок мой похоронен".

Я извинилась, выражая
Печаль наклоном головы;
А он, цветы передавая,
Сказал: "Букет забыли вы". -

"Цветы я в память встречи с вами
Ребенку вашему отдам..."
Он, холодно пожав плечами,
Сказал: "Они нужнее вам".

Да, я винюсь в своей ошибке,

Но... не прощу до смерти (нет!)

Той снисходительной улыбки,

С которой он смотрел мне вслед!



Август 1914]

@музыка: Дьявольская трель Тортини

@настроение: Лирично-озорное

@темы: Стихи

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
Сонет 46

Mine eye and heart are at a mortal war,
How to divide the conquest of thy sight:
Mine eye my heart thy picture's sight would bar,
My heart mine eye the freedom of that right.
My heart doth plead that thou in him dost lie
(A closet never pierced with crystal eyes),
But the defendant doth that plea deny,
And says in him thy fair appearance lies.
To 'tide this title is impanneled
A quest of thoughts, all tenants to the heart,
And by their verdict is determined
The clear eye's moiety and the dear heart's part:
As thus: mine eye's due is thy outward part,
And my heart's right thy inward love of heart.

[MORE=перевод][/MOREМои глаза и сердце ведут смертельную войну,
деля завоевание - твой зримый образ {*}:
глаза хотели бы запретить сердцу видеть твое изображение,
а сердце глазам - свободно пользоваться этим правом.
Сердце заявляет, что ты находишься в нем -
в каморке, куда не проникает взгляд хрустальных глаз, -
но ответчики отвергают это заявление
и говорят, что твоя прекрасная внешность находится в них.
Чтобы решить этот спор о праве собственности, учреждено
жюри из мыслей, которые все являются арендаторами сердца,
и по их вердикту определены
доля ясных глаз и драгоценная часть, _отводимая для_ сердца.
Итак, моим глазам причитается твоя внешность,
а сердце имеет право на то, что внутри, - твою
сердечную любовь.
Сонет 46

----------
Перевод Владимира Микушевича
----------

Мой глаз и сердце, втянутые в спор,
Из-за тебя готовы враждовать.
Тебя добыл мой ненасытный взор,
И впору каждому свое урвать.
Настаивает сердце, что оно
Твой образ лучше сохранит от глаз;
Перечит глаз: лишь в нем затаено
Достоинство твое не напоказ.
Судебную коллегию пришлось
Формировать из мыслей, дорожа
Сердечной правдой, чтобы удалось
Осуществить подобье дележа.
Глаз внешностью твоею завладел.
Любовь - для сердца праведный удел.


Сонет 46

----------
Перевод М. Чайковского
----------

Мои глаза и сердце в вечном споре,
Как разделить права на облик твой.
Одни твердят - твой лик в любовном взоре,
А сердце отвечает - нет, он мой!
Он в сердце, в сердце пламенном сокрыт, -
В ларце закрытом, недоступном оку. -
Глаза же говорят - твой светлый вид
В них, в них одних запечатлен глубоко.
Чтоб разрешить по правде это дело,
Призвал я ум, как двух истцов звено.
Все обсудив и все обдумав зрело,
По совести так было решено:
Моим глазам твой лик был присужден,
А сердцу то, чем ум обворожен.


Сонет 46

----------
Перевод Н. В. Гербеля
----------

Глаза и сердце в бой вступают меж собою,
Чтоб разделить восторг твоею красотою.
Глаза мои хотят от сердца заслонить
Твой образ; сердце ж прав желает их лишить -

И говорит, что ты, мой друг, в нем обитаешь,
В убежище, куда не проникает глаз;
Глаза же говорят при этом каждый раз,
Что ты во всей красе в их блеске восседаешь.

Чтоб этот спор решить, приходится спросить
У мыслей, в сердце том живущих непрестанно,-
И мощный голос их спешит определить
Что сердцу, что глазам в тебе принадлежит:

"Глазам принадлежит наружное безданно,
А сердцу - право быть близ сердца постоянно".


Сонет 46

----------
Перевод С.И. Турухтанова
----------

Глазам моим и сердцу нет покоя:
За твой портрет смертельный бой идет.
Своим его считает ретивое,
Глаза твердят, что все наоборот.

Клянется сердце: твой портрет живой
На дне его упрятан, как в темнице,
Ответчик возражает: образ твой
В их глубине до времени хранится.

Дабы решить имущественный спор,
В суде заслушав прения сторон,
Им свой выносит разум приговор:
Мой друг да будет честно поделен:

Глазам моим - все прелести фасада,
А сердцу - чувства, скрытые от взгляда.


Сонет 46

----------
Перевод Р. Бадыгова
----------

У зренья с сердцем давняя война:
В стремленье образ друга захватить
Свои права любая сторона
Другой никак не может уступить.
По иску сердца - лишь его тайник
Хранит надежно дорогой алмаз,
Ответчик возражает напрямик,
Что самый верный сторож - это глаз.
Но суд присяжных мыслей заключил,
Своим дознаньем завершая спор,
Что он по праву тяжбу прекратил
И справедливый вынес приговор:
Глазам твой внешний облик присудить,
А сердцу - всю любовь в себе хранить.


Сонет 46

----------
Перевод Андрея Кузнецова
----------

Мой глаз и сердце в яростной борьбе -
Как поделить твой милый вид и нрав.
Глаз все от сердца требует себе,
А сердце глаз лишает этих прав.
Клянется сердце, что тебя хранит
Закрытой от кристаллов зорких глаз,
А взор в ответ упрямо говорит,
Что милый лик хранится в нем сейчас.
Чтоб разрешить судом присяжных спор,
Собрались мысли вместе и тогда
Был их вердикт решителен и скор,
Но примирил обоих навсегда;
Глазам - глаза прекрасные твои,
А сердцу - сердце, полное любви.


Сонет 46

----------
Перевод С. Степанов
----------

Жестокою захваченным борьбою,
Как сердцу с оком твой делить портрет?
Его считает око за собою,
Но прав таких, считает сердце, нет:

Мол, весь ты в нем и, дескать, око сроду.
Не видя, и не ведало о том.
Но око аргумент отводит сходу:
Мол, в нем запечатлен ты целиком.

И чтоб не длилась эта тяжба доле,
Присяжных мыслей суд определил,
В чем состоит отныне ока доля,
И сердце ленным правом наделил:

Отходит оку красоты оправа,
А сердце на любовь имеет право.


Сонет 46

----------
Перевод А.М. Финкеля
----------

У глаз и сердца непрестанный бой:
Как образ твой им поделить любя.
Ни сердцу глаз не даст владеть тобой,
Ни глазу сердце не отдаст тебя.
Доказывает сердце - ты живешь
В его светлице, и глазам незрим.
А глаз твердит, что это плутни, ложь,
И отражен твой образ только им.
Чтобы конец положен был борьбе,
Суд мыслей вынес четкий приговор:
Возьмет пусть сердце часть одну себе,
Другую часть получит ясный взор.
Твой внешний облик - глаза это часть;
А сердцу - сердца пламенная страсть.


Сонет 46

----------
Перевод Самуила Яковлевича Маршака
----------

Мой глаз к сердце - издавна в борьбе:
Они тебя не могут поделить.
Мой глаз твой образ требует себе,
А сердце в сердце хочет утаить.

Клянется сердце верное, что ты
Невидимо для глаз хранишься в нем.
А глаз уверен, что твои черты
Хранит он в чистом зеркале своем.

Чтоб рассудить междоусобный спор,
Собрались мысли за столом суда
И помирить решили ясный взор
И дорогое сердце навсегда.

Они на части разделили клад,
Доверив сердце сердцу, взгляду - взгляд.
]

@музыка: Lara Fabian "Piano Nokturne"

@темы: Стихи, Milady Lilium посвещается...

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
Всё, что минутно, всё, что бренно,
Похоронила ты в веках.
Ты, как младенец, спишь, Равенна,
У сонной вечности в руках.

Рабы сквозь римские ворота
Уже не ввозят мозаик.
И догорает позолота
В стенах прохладных базилик.

От медленных лобзаний влаги
Нежнее грубый свод гробниц,
Где зеленеют саркофаги
Святых монахов и цариц.

Безмолвны гробовые залы,
Тенист и хладен их порог,
Чтоб черный взор блаженной Галлы,
Проснувшись, камня не прожег.

Военной брани и обиды
Забыт и стерт кровавый след,
Чтобы воскресший глас Плакиды
Не пел страстей протекших лет.

Далёко отступило море,
И розы оцепили вал,
Чтоб спящий в гробе Теодорих
О буре жизни не мечтал.

А виноградные пустыни,
Дома и люди - всё гроба.
Лишь медь торжественной латыни
Поет на плитах, как труба.

Лишь в пристальном и тихом взоре
Равеннских девушек, порой,
Печаль о невозвратном море
Проходит робкой чередой.

Лишь по ночам, склонясь к долинам,
Ведя векам грядущим счет,
Тень Данта с профилем орлиным
О Новой Жизни мне поет.

@темы: Стихи

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
Ольга

Эльга, Эльга! — звучало над полями,
Где ломали друг другу крестцы
С голубыми, свирепыми глазами
И жилистыми руками молодцы.

Ольга, Ольга! — вопили древляне
С волосами желтыми, как мед
Выцарапывая в раскаленной бане
Окровавленными ногтями ход.

И за дальними морями чужими
Не уставала звенеть,
То же звонкое вызванивая имя,
Варяжская сталь в византийскую медь.

Все забыл я, что помнил ране,
Христианские имена,
И твое лишь имя, Ольга, для моей гортани
Слаще самого старого вина.

Год за годом все неизбежней
Запевают в крови века,
Опьянен я тяжестью прежней
Скандинавского костяка.

Древних ратей воин отсталый,
К этой жизни затая вражду,
Сумасшедших сводов Валгаллы,
Славных битв и пиров я жду.

Вижу череп с брагой хмельною,
Бычьи розовые хребты,
И валькирией надо мною,
Ольга, Ольга, кружишь ты.

@темы: Стихи

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
Ангел лёг у края небосклона.
Наклонившись, удивлялся безднам.
Новый мир был синим и беззвёздным.
Ад молчал, не слышалось ни стона.

Алой крови робкое биение,
Хрупких рук испуг и содроганье.
Миру снов досталось в обладанье
Ангела святое отраженье.

Тесно в мире! Пусть живет, мечтая
О любви, о грусти и о тени,
В сумраке предвечном открывая
Азбуку своих же откровений.

@темы: Стихи

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
Пять коней подарил мне мой друг Люцифер
И одно золотое с рубином кольцо,
Чтобы мог я спускаться в глубины пещер
И увидел небес молодое лицо.

Кони фыркали, били копытом, маня
Понестись на широком пространстве земном,
И я верил, что солнце зажглось для меня,
Просияв, как рубин на кольце золотом.

Много звездных ночей, много огненных дней
Я скитался, не зная скитанью конца,
Я смеялся порывам могучих коней
И игре моего золотого кольца.

Там, на высях сознанья — безумье и снег,
Но коней я ударил свистящим бичем,
Я на выси сознанья направил их бег
И увидел там деву с печальным лицом.

В тихом голосе слышались звоны струны,
В странном взоре сливался с ответом вопрос,
И я отдал кольцо этой деве луны
За неверный оттенок разбросанных кос.

И, смеясь надо мной, презирая меня,
Люцифер распахнул мне ворота во тьму,
Люцифер подарил мне шестого коня —
И Отчаянье было названье ему.

@музыка: Фауст -Баллада

@настроение: Усталость

@темы: Стихи

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
читать дальше

@темы: Стихи

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
Смерть Александра

Пламя факелов крутится, длится пляска саламандр,
Распростерт на ложе царском, - скиптр на сердце, -

Александр.

То, что было невозможно, он замыслил, он свершил,
Блеск фаланги македонской видел Ганг и видел Нил.
Будет вечно жить в потомстве память славных, страшных
дел,
Жить в стихах певцов и в книгах, сын Филиппа, твой
удел!

Между тем на пышном ложе ты простерт, - бессильный

прах,

Ты, врагов дрожавших - ужас, ты, друзей смущенных -

страх!

Тайну замыслов великих смерть ревниво погребла,

В прошлом - яркость, в прошлом - слава, впереди -
туман и мгла.

Дымно факелы крутятся, длится пляска саламандр.
Плача близких, стона войска не расслышит Александр.
Вот Стикс, хранимый вечным мраком,
В ладье Харона переплыт,
Пред Радамантом и Эаком
Герой почивший предстоит.

"Ты кто?" - "Я был царем. Элладой
Был вскормлен. Стих Гомера чтил.
Лишь Славу почитал наградой,
И образцом мне был Ахилл.

Раздвинув родины пределы,
Пройдя победно целый свет,
Я отомстил у Гавгамелы
За Саламин и за Милет!"

И, встав, безликий Некто строго
Гласит: "Он муж был многих жен.
Он нарекался сыном бога.
Им друг на пире умерщвлен.

Круша Афины, руша Фивы,
В рабов он греков обратил;
Верша свой подвиг горделивый,
Эллады силы сокрушил!"

Встает Другой, - черты сокрыты, -
Вещает: "Так назначил Рок,
Чтоб воедино были слиты
Твой мир, Эллада, твой, - Восток!

Не так же ль свяжет в жгут единый,
На Западе, народы - Рим,
Чтоб обе мира половины
Потом сплелись узлом одним?"

Поник Минос челом венчанным.
Нем Радамант, молчит Эак,
И Александр, со взором странным,
Глядит на залетейский мрак.

Пламя факелов крутится, длится пляска саламандр.
Распростерт на ложе царском, - скиптр на сердце, -
Александр.

И уже, пред царским ложем, как предвестье скорых сеч,

Полководцы Александра друг на друга взносят меч.

Мелеагр, Селевк, Пердикка, пьяны памятью побед,

Царским именем, надменно, шлют веленья, шлют запрет.
Увенчать себя мечтает диадемой Антигон.
Антипатр царить в Элладе мыслит, властью упоен.
И во граде Александра, где столица двух морей,
Замышляет трон воздвигнуть хитроумный Птоломей.

Дымно факелы крутятся, длится пляска саламандр.
Споров буйных диадохов не расслышит Александр.

1900,1911
Саламандры - в древних поверьях духи стихии огня.
Стикс - в греческой мифологии река в царстве мертвых, через которую Харон перевозит души умерших.
Радамант, Эак и Минос - судьи в подземном царстве.
Саламин - остров, близ которого произошла морская битва между персами и греками.
Милет - древнегреческий город в Малой Азии, захваченный и разоренный персами.
Фивы - древнегреческий город, разрушенный Александром после подавления антимакедонского восстания.
Залетейский - за Летой, рекой забвения в царстве мертвых. Мелеагр, Селевк, Пердокка, Антигон, Антипатр, Лтоломей - полководцы Александра, так называемые диадохи (т. е. преемники его), разделившие после его смерти созданную им империю.

@темы: Стихи

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
"Он жаждал небесных материй"

Когда бы имел я небесной парчи покрова -
Шитья золотого с серебряным льющийся свет;
То скатерть лазури, тумана и мглы рукава;
Из ночи и света и сумрака бравшие цвет;
Стелил бы тогда я все это под ноги твои;
Но будучи беден, имея одни только сны;
Я бросил под ноги тебе все мечтанья мои;
Ступай осторожно, поскольку, ты топчешь мечты

@темы: Стихи

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
Ты жил один! Друзей ты не искал
И не искал единоверцев.
Ты острый нож безжалостно вонзал
В открытое для счастья сердце.

«Безумный друг! Ты мог бы счастлив быть!..»
«Зачем? Средь бурного ненастья
Мы, всё равно, не можем сохранить
Неумирающего счастья!»

@темы: Стихи

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
Есть только одна луна, но существуют тысячи ее отражений-в каждом водоеме, в каждой капле росы. Существует только одно наивысшее переживание, но есть тысячи способов его выражения. Именно в культуре древней Японии особое значение придавалось выражению различных переживаний души, с помощью живописной и пробуждающей стихотворной метафоры и любовной лирики.

У Японской поэзии обостренный слух и зоркий взгляд. Поэт слышит шорох платья жены, которую нужно покинуть, уходя в дальний путь, видит, как меж крыльев гусей, летящих под облаками, скользнул на землю белый иней. Особое значение поэзии придает точный жест: прижатый к глазам рукав любимой в минуту расставания, снежинка тающая на щеке или таинственный взгляд старика.

Традиционный поэтический стиль Японии вырастал из повседневной жизни, празднеств, битв, обрядов охотников, рыболовов, земледельцев, культа предков и сил природы. Все пространство жизни того времени было обожествлено. Богами были сами горы, дороги в горах, деревья, злаки, реки, озера. Мощная жизнерадостность, благоговейное отношение к природе-подательнице урожая, плодов земли и моря наполняли японскую песню.

Эти свойства народного мелоса унаследовала первая антология японской поэзии «Манъёсю»-«Собрание мириад листьев». (Японцы издавна отождествляли слово с листьями растений). «Манъёсю»-наиболее яркое воплощение культуры эпохи Нара. Так называлось это время в истории Японии-по имени её первой постоянной столицы. Создавалось «Манъёсю», примерно, на протяжении нескольких десятилетий VIII века. Точное время ее завершения неизвестно. В «Манъёсю» двадцать книг-свитков (содержащих 4496 песен). Одни составлены по хронологическому принципу, в других песни разных земель страны, третьи-содержат песни четырех времен года. Здесь в сложном единстве сосуществуют более четырехсот лет развития поэзии древней Японии, по мнению многих ученых в «Манъёсю" представлены песни V-VIII веков. Именно в этой антологии формируется, но еще не всегда строго выдерживается, заданный на века размер стиха и основные поэтические формы в зависимости от количества стихов: нагаута «длинная песня» с неопределенным количеством пяти- и семисложных стихов, сэдока «песни гребцов»-шестистишия, построенные по схеме 5.7.7.5.7.7. слогов. И, наконец, танка «короткая песня»-пятистишия, где чередуются стихи в 5.7.5.7.7. слогов. Танка-очень древняя поэтическая форма. Пять стихов-быть может, в них древняя магия нечета, возможности которого угаданы чутьем народного гения.

Наступила новая эпоха. В конце VIII века столицей Японии стал Хэйан (ныне Киото). В литературе около сотни лет владычествовала поэзия на китайском языке. Однако влияние «Манъёсю» не умирало. Создатели этой антологии противопоставляли национальную поэзию китайской. Хранителем ее духа стала танка. Хотя тема «луны», например, в японской поэзии возникла под влиянием китайской культуры и стала, одной из основных в классической лирике.

Поэты IX века подготовили новый расцвет японской поэзии, воплощением которого стала антология «Кокинсю» («Кокин вакасю»). Она была создана по указу государя Комитетом поэтов, во главе которого стоял поэт и ученый Ки-но Цураюки, одна из крупнейших фигур в истории японской культуры.

«Кокинсю»-«изборник старых и новых песен Ямато»-состоит, как и «Манъёсю», из двадцати свитков. Его предваряет слово Цураюки о смысле японской поэзии.

Танка была не только высоким искусством, она была частью быта. Японцы любили поэтические состязания-утаавасэ. Танка в этот период стала универсальным способом высказывания, любовным мадригалом, шуткой, просто запиской, однако истинные поэты умели вдохнуть жизнь в привычные слова. Вершиной классической танка стали признаны стихи пленительной и трогательной Сикиси-найсинно, Фудзивара Садаиэ, вместе со стихами Сайгё. Садаиэ-главный составитель последней великой антологии танка «Синкокинсю» («Новый Кокинсю»).

Во многих танка поздней классической эпохи устойчивая цензура резко делили стихотворения на два полустишия: в три и два стиха. С течением времени развился обычай складывать стихотворение вдвоём. Затем к этим двустишиям и трёхстишиям стали присоединять все новые. Так родилась рэнга.

В XVI веке рэнга стала «шутейной», подчас пародийной. Шутейную рэнга (хайкай-рэнга) полюбили в кругах третьего сословья. Начальная строфа рэнга-первое трехстишие «хокку» зажило самостоятельной жизнью. Хокку было по началу низким жанром. Лирический герой стихов жанра хайкай были горожанин, балагур или уличный остряк.

В XVII веке странствующий монах Мацуо Басё создал новый стиль трехстишья-это стало соединением лучших достижений «шутейной» и серьёзной хокку. Он многое черпал из классических танка. Поэт-скиталец Сайгё был для него учителем в поэзии и жизни. Мудрость Конфуция, высокая человечность Ду Фу, парадоксальная мысль Чжуан Цзы находили отклик в его стихах. Басё был дзэн-буддистом. Учение «Дзэн» оказало очень большое влияние на японское искусство того времени. Согласно этому учению, истина может быть постигнута в результате некоего толчка извне, когда, вдруг мир видится во всей его обнаженности, и какая-нибудь отдельная деталь этого мира, рождает момент постижения.

Любовь ко всему живому, глубокая печаль разлуки, скорбь, весь земной мир вместе со всем его бытом, ритуалами, запретами и шутками до сих пор становятся материалом для поэзии хокку.

@темы: Стихи

22:07

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
Всё настоящее ничтожно,
Серо, как этот серый день,
И сердцу рваться невозможно
Схватить мелькающую тень.

А тени будущего горя
Блуждают вкруг меня, виясь,
И жизнь вокруг кипит, как море,
Из берегов своих стремясь.

Всё настоящее ничтожно,
Сулит мне Зло грядущий день,
И я стремлюсь, когда возможно,
Ловить воспоминаний Тень.

Воспоминанья жизни прежней,
Где вся душа моя цвела,
Где всё немее, безнадежней
Встает грядущий призрак Зла!

26 января 1899

Dolor ante Lucen
Каждый вечер, лишь только погаснет заря,
Я прощаюсь, желанием смерти горя,
И опять, на рассвете холодного дня,
Жизнь охватит меня и измучит меня!

Я прощаюсь и с добрым, прощаюсь и с злым,
И надежда и ужас разлуки с земным,
А наутро встречаюсь с землею опять,
Чтобы зло проклинать, о добре тосковать!..

Боже, боже, исполненный власти и сил,
Неужели же всем ты так жить положил,
Чтобы смертный, исполненный утренних грез,
О тебе тоскованье без отдыха нес?..

3 декабря 1899

@темы: Стихи

23:04

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
Ангел-Хранитель
Люблю Тебя, Ангел-Хранитель во мгле.
Во мгле, что со мною всегда на земле.

За то, что ты светлой невестой была,
За то, что ты тайну мою отняла.

За то, что связала нас тайна и ночь,
Что ты мне сестра, и невеста, и дочь.

За то, что нам долгая жизнь суждена,
О, даже за то, что мы - муж и жена!

За цепи мои и заклятья твои.
За то, что над нами проклятье семьи.

За то, что не любишь того, что люблю.
За то, что о нищих и бедных скорблю.

За то, что не можем согласно мы жить.
За то, что хочу и смею убить -

Отмстить малодушным, кто жил без огня,
Кто так унижал мой народ и меня!

Кто запер свободных и сильных в тюрьму,
Кто долго не верил огню моему.

Кто хочет за деньги лишить меня дня,
Собачью покорность купить у меня...

За то, что я слаб и смириться готов,
Что предки мои - поколенье рабов,

И нежности ядом убита душа,
И эта рука не поднимет ножа...

Но люблю я тебя и за слабость мою,
За горькую долю и силу твою.

Что огнем сожжено и свинцом залито -
Того разорвать не посмеет никто!

С тобою смотрел я на эту зарю -
С тобой в эту черную бездну смотрю.

И двойственно нам приказанье судьбы:
Мы вольные души! Мы злые рабы!

Покорствуй! Дерзай! Не покинь! Отойди!
Огонь или тьма - впереди?

Кто кличет? Кто плачет? Куда мы идем?
Вдвоем - неразрывно - навеки вдвоем!

Воскреснем? Погибнем? Умрем?

@темы: Стихи

20:30

«Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.»
САМОУБИЙСТВО

Улыбнулась и вздохнула,
Догадавшись о покое,
И последний раз взглянула
На ковры и на обои.

Красный шарик уронила
На вино в узорный кубок
И капризно помочила
В нем кораллы нежных губок.

И живая тень румянца
Заменилась тенью белой,
И, как в странной позе танца,
Искривясь, поникло тело.

И чужие миру звуки
Издалека набегают,
И незримый бисер руки,
Задрожав, перебирают.

На ковре она трепещет,
Словно белая голубка,
А отравленная блещет
Золотая влага кубка.

@темы: Стихи